Александр Добровинский — управляющий партнер Московской коллегии адвокатов в Москве и Лондоне, общественный деятель, радиоведущий, колумнист журнала Tatler, гольфист и коллекционер. Недавно открыл интеллектуальный клуб под названием «Табу», в котором он проводит закрытые встречи и читает лекции.

НЕБЮДЖЕТНЫЙ «ВНУКОВСКИЙ АРХИВ»

Одним из самых дорогих для Александра Добровинского проектов в последние годы стала работа над архивом Григория Александрова и Любови Орловой — колоссальный шестилетний труд, который завершится изданием 12 томов, представляющих редчайшие документы и свидетельства из жизни двух легендарных людей. Десять человек, включая самого Александра Андреевича и его дочь Адриану, работали над воплощением этой идеи. И вот наконец первый том «Внуковского архива» вышел; тираж всего 500 экземпляров; в магазинах он продаваться не будет; большую часть получат музеи, музейные библиотеки, друзья. 

Основа издания — архив, приобретенный у внука Александрова, тоже Григория, дополненный десятками и сотнями фотографий, писем, других документов, которые по крупицам собирались по всему миру, и некоторым из них просто цены нет.

Проект этот абсолютно некоммерческий, его создатель никак не собирается на нем зарабатывать, больше того, готов предоставить эту возможность другим.  Во сколько он обошелся? Так ведь еще и не до конца обошелся. Помимо издания раритетного сборника на даче Александрова и Орловой во Внуково (которая также была выкуплена Добровинским) предполагается создать мемориальный музей. «Бюджет? Какая разница? А для чего я работаю? Живем один раз».

Меж тем «Внуковский архив» обещает стать поразительным, редким по глубине и точности зеркалом целой эпохи. Орлова и Александров были первой парой советского кинематографа. Небожители. Вот где можно изучать и сравнивать правила и внутренние механизмы жизни советской элиты и современных новых буржуа! (А.Д.: «В элиту советскую ты мог попасть только тогда, когда начинал ездить за границу, когда мог поехать, вернуться, а потом поехать еще раз. Деньги были, но они не были так ярко выражены и так значимы. Сегодняшняя элита определяется, как во всем мире, — по финансовому признаку. Мы живем в обществе, где критерий успеха только один — деньги».

Как и все большие личности, да к тому же еще творческие, Александров и Орлова сотворили вокруг себя настоящий миф, который к тому же обрастал бездной слухов и сплетен. «Архив» даст ответы на такие вопросы, которые даже во времена свободных нравов не всегда удобно произносить вслух. И пока мы ждем 11 оставшихся томов, вернемся к нашему герою. 

Продолжая тему коллекций….

ПЕРВЫЕ ДЕНЬГИ

«Свои первые деньги я заработал, когда мне было еще 10—12 лет, и только благодаря тому, что уже тогда неплохо разбирался в искусстве. (Смело могу сказать, что сегодня я понимаю в этом лучше многих экспертов аукционных домов.) 

В нашей семье пять поколений коллекционеров — «генетическое сумасшествие» . Что только у нас не собирали, причем все — очень азартно. Естественно, я был рядом, когда кто-то приходил, я присутствовал при разговорах родителей, бабушек, дедушек, был внутри всего и очень любил заглядывать в антикварные лавки. Меня там знали, охотно общались. Однажды я случайно разглядел в одном магазинчике работу, которая очень напоминала Эля Лисицкого (одного из ведущих авангардистов XX века. — Прим. ред.), и тут же вспомнил, кто из знакомых его собирал. 

Я взял две копейки, позвонил из автомата этому человеку и сказал:
«Мне кажется, я видел что-то похожее на интересующего вас Лисицкого, могу попросить отложить».

Человек меня выслушал, приехал, посмотрел и купил эту работу. А потом предложил: «Я хочу сделать тебе подарок». Я уже тогда знал, что сам лучше всех выберу себе подарок, поэтому попросил выдать деньгами. Уже представил себе книги, которые смогу купить. 

Знакомый протянул три рубля. Цифра была абсолютно несоизмерима со стоимостью картины. Я это знал и сказал ему. В итоге именно с этого случая начались мои первые заработки. Для тех моих лет и того времени довольно большие. Но деньги никогда не были для меня главной движущей силой, я все и всегда делаю только ради удовольствия. Это мой главный принцип, которого я придерживаюсь неизменно».

О МНИМЫХ ЦЕННОСТЯХ И ПОДЛИННОМ ИНТЕРЕСЕ

«Вот вы сейчас напомнили мне один случай. 

Довелось мне однажды быть в одном доме, хозяин которого — очень, очень серьезный бизнесмен, уверенный второй десяток «Форбса». У него на стенах повсюду были экраны в рамках, а в них крутились репродукции, воспроизводящие лучшие, самые известные картины мира. В отличном качестве, прекрасный отбор. Хозяин был горд. 

«А зачем, — искренне удивлялся он, — покупать второстепенные, известные какому-то узкому кругу людей оригиналы? Если в таком виде я всегда смотрю на лучшие мировые произведения. Причем разные. В оригинале ведь я бы никогда их не мог собрать!»

Так вот я этого «форбса» не понял и никогда не пойму. Для меня это абсолютно невозможная ситуация. Я собираю что-то с самого детства и уже в детстве понял, что никогда не буду собирать то, что есть у всех, интересно всем и где я не могу ничего нового ни найти, ни сказать». 

ОТ МАРОК ДО ПОСЛЕДНЕГО ВЕЛИКОГО 

Таким образом Александр Добровинский оставил коллекционирование марок, обнаружил такие редкие и неожиданные объекты собирательства, как русские полковые знаки, опиумные трубки, тибетская иконопись, увлекся агитфарфором, собрал 4 000 предметов, наконец нащупал особенно близкую и интересную ему тему — искусство первой половины XX века и как ярчайшее его явление — агитационное искусство и русский авангард.  

Результат: сейчас у Александра Добровинского как минимум три коллекции, которые претендуют на абсолютную культурологическую ценность: это «агитлак», «агиткость» (сами термины — изобретение коллекционера) и собрание рекламных постеров и киноплакатов советской эпохи, ядро которых составляют уникальные работы 20—30-х годов — Кандинский, Родченко, Лисицкий, Дейнека, Маяковский… Первые две уже заслужили международное признание, а относительно постеров Александр Андреевич имеет амбициозную цель собрать крупнейшую коллекцию советского плаката в мире. И он абсолютно убежден: именно искусство 20—30-х — это то, что произвело фурор в свое время и чем Россия может быть интересна миру сегодня. Это абсолютно новая, яркая страница развития цивилизации, которую породила новая эпоха. 

«Взгляните на прекрасные французские плакаты того же времени. Они очень хороши, они чудесны, но они совершенно другие. Почему? Потому что они должны были зазывать, а советские плакаты тех же лет — останавливают. В них удивительная экспрессия, страсть, эмоция. Они цепляют и притягивают. И эту энергетику не почувствовать невозможно. 

Единственное, что может если не сравниться с этим великим искусством по воздействию, то по крайней мере, быть интересным, — 50—60-е годы. Именно 60-е — последнее десятилетие, которое породило нечто новое, и это новое было прекрасно. Великолепный стиль, утонченный, изящный. После этого ничего стоящего не было создано. Так, перепевы…».

МЕЖДУ РАЗУМОМ И СТРАСТЬЮ

Коллекционер в Александре Добровинском неутомим, неленив и ненасытен. Но не жаден, и его чувством эстетического голода все же руководит разум. У него потрясающее чутье на недооцененные вещи, уникальный процессор в голове, анализирующий адекватность затрат, и счастливый талант игнорировать голос рассудка, если что-то действительно запало в душу. Любовь к антикварным лавкам, развалам, блошиным рынкам в нем не угасла с детства, а инстинкт охотника помогает найти там уникальную добычу.

— Однажды мы с женой Мариной (которая и сама превосходно разбирается в искусстве, коллекционер, инициатор и владелица курсов по искусству, издатель путеводителей. — Прим. ред.) отправились на блошиный рынок. И вдруг увидели там редкую вещь, тут же купили ее за довольно небольшие деньги и, довольные, отправились домой. И тут, уже на выходе, к нам подходит мужчина: «Послушайте, продайте мне это! » — и предлагает сумму… в разы превосходящую ту, что мы только что заплатили. Я подумал, недолго, — и отдал! 

— Что же это было?

— Голландцы. Малые голландцы.  В хорошем исполненни, на правильном холсте.

— И вы решились купить голландцев на рынке?! 

— Ну, конечно! Но и ни секунды не пожалел, что отдал! Кстати, как вы думаете, почему люди так любят подобное искусство? Почему оно столько стоит и на него такой спрос, особенно в последнее время? Мне кажется, это все-таки потому, что оно очень понятно! А потому — функционально. С ним ясно что делать. И, как ни странно, именно этим малые голландцы — мы сейчас не говорим ни о Босхе, ни о Брейгеле — похожи на… соцреализм. 

С другой стороны, есть одна картина — «Новая Москва» Пименова, ее еще называют «Женщина за рулем автомобиля»: вот где чистый соцреализм. Но какая роскошная, какая великолепная, потрясающая работа! Она в Третьяковке висит, и, знаете… пожалуй, это та вещь, которую я готов был бы даже украсть! 

СТАВЬТЕ ПЕРЕД СОБОЙ БОЛЬШИЕ ЦЕЛИ

Но Третьяковская галерея, похоже, все-таки не лишится своего шедевра. У будущей «Добровинской галереи» (пока это название носят только две из написанных Ал.Ан. книг) хватит и собственных сокровищ. 

Галеристом в сегодняшнем значении этого слова Добровинский стать никогда не стремился, хотя во французский период жизни галерея (или, скорее, антикварная лавка) у него в Париже была. Решающую роль тогда сыграла, как это часто бывает, женщина. Тогдашняя любовь сказала:
«Ресторан, галерея — все это не твое! Поезжай учиться!». 

И Александр Добровинский отправился в Соединенные Штаты, где начал становиться тем, кем в итоге стал. Он приобрел колоссальный юридический опыт («любые переговоры — это шантаж и насилие»), научился носить бабочки («часы, бабочки, что-то еще — неважно, главное, что вас должны запомнить»), купил свой ставший легендарным прозрачный чемодан (и убедился «что в прозрачном чемодане НИЧЕГО не видно, хотя он и абсолютно прозрачный»).

Потом была Швейцария, потом — возвращение в Москву.  И на протяжении всех этих лет и перемещений — коллекции, коллекции, коллекции.

«Есть ли у меня мечта как у коллекционера? (Задумывается.) Ну да, пожалуй. Но она очень труднореализуема. Я хотел бы собрать настоящую большую коллекцию мебели ар-деко. Но этот проект потребовал бы не только огромного количества средств, времени, усилий, но еще и чисто физически — места. Ведь все это надо было бы где-то хранить! 

А впрочем, кто знает…»

—————————————-

«Как вы думаете, что такое ум?» — спросил Александр Андреевич где-то в конце нашего диалога. И сам ответил: «Ум — это способность человека к анализу. Чем умнее человек, тем более широким и всеобъемлющим будет его анализ, тем больше факторов он учтет». 

В случае с Александром Добровинским бессмысленно претендовать в одном тексте на всеобъемлющий анализ, но кое-какие краски к портрету, нам кажется, мы добавить смогли.